Секс в Средние века
Стресс и неопределённость, связанные с эмиграцией, обычно не лучшим образом сказываются на сексуальной жизни. Но иногда в новой стране люди чувствуют большее раскрепощение, в том числе сексуальное. MOST спросил беларусов, как изменилась их сексуальная жизнь в эмиграции. Да, всё явно пошло не по ранее намеченному плану, ведь эмигрировать мы планировали все вместе, но по факту… В один день жена подала на развод, а я не стал её удерживать. Насильно мил не будешь, так ведь говорят?
Средневековая европейская культура сильно отличается от современной культуры Запада, но вместе с тем во многом с ней схожа, а потому особенно интересна. Мы наследники европейского Средневековья, и это дает повод для интересных сравнений. Мы видим, как идеи эпохи, связанные с сексуальностью и телом человека, переосмысляются до сих пор. В полноценную сексуальную и брачно-семейную жизнь франки вступали довольно рано.
Бывший журналист Time и The New York Times Ричард Бернстайн, значительную часть своей карьеры проработавший в Китае, Тайване, Гонконге и многих других азиатских и мусульманских странах, взялся за очень щекотливую тему. Ни для кого не секрет, что восприятие сексуальности на Востоке и Западе, мягко говоря, очень сильно различается. Многие китаянки и индуски до сих пор охвачены синдромом преклонения перед белым человеком, продажа собственного тела заезжим состоятельным туристам никого не удивит в Таиланде, мировой столице экзотической и меркантильной интимности. На Западе подобные явления, как правило, вызывают исключительно возмущение, брезгливость и осуждение, только если вы не изучаете подобные вещи на сайтах с рейтингами борделей, попутно составляя индивидуальный приключенческий маршрут. Отбросив чванство и ханжество, но при этом постоянно прибегая к политкорректным поправкам автор прекрасно представляет свою аудиторию, и цель его работы — не сбор гербария из самых немыслимых явлений международной интимной жизни, хотя подобная подборка в итоге и вырисовывается , Бернстайн пытается показать изнанку раскола между христианской этикой целомудрия и торжеством чувственных наслаждений Востока. Во многих узловых моментах его история звучит как перевёртыш: церковные догматы рассыпаются в прах сразу же по пересечении колониальными войсками границы, а «культура гарема» на данный момент агонизирует под катком вестернизации.
